из предыдущих постояльцев.
Кроме кровати и шкафа, в номере стоял антикварного вида письменный стол, с откидывающейся крышкой, под которой обнаружилось зеркало. На стене, напротив кровати, висел вполне современный телевизор, на окне — плотные шторы. И по бокам от кровати красовались два торшера. Всё. Больше в номере не было ничего, даже лампочки под потолком.
А больше нам ничего и не надо.
Пока Майя суетилась, я повесил оба мундира в шкаф и сложил сумки туда же, вниз. Можно достать содержимое спортивной сумки, но это можно и потом сделать. А сейчас…
— Я в душ! — опередила меня Майя.
Она скинула с себя верхнюю одежду, оставшись в одном нижнем белье, прихватила полотенце и скрылась за дверью.
Ну и ладно!
Я развалился на кровати и закинул руки под голову, прикрыв глаза. Ляпота! Встали сегодня рано, так что я даже начал в дрёму проваливаться.
Но тут послышался шум льющейся воды, и я приоткрыл один глаз. Дрёму как рукой сняло. Майя не стала плотно закрывать дверь, оставила достаточно, чтобы мне теперь открылась великолепная картина. Моя красавица стояла под душем с закрытыми глазами и блаженствовала.
Улыбнувшись, я встал с кровати и разделся. Иначе как приглашением это не назвать, верно? Подумав, задёрнул плотно шторы и включил торшеры. Получилось очень интимно. Как раз то, что нужно. Подумал ещё раз, достал из сумки старый телефон, нашёл там альбом Энигмы, включил негромко на повтор. Закрыл на замок входную дверь.
Захватил второе полотенце и зашёл к Майе, скрипнув дверью. Через прозрачную, не успевшую запотеть дверку кабинки мне было хорошо видно, как она улыбнулась, не открывая глаз, и вытянула руки вверх, позволяя мне рассмотреть себя всю, с ног до головы.
— Я уж думала ты не заглянешь, — чуть хриплым голосом дала она понять, что услышала меня.
Значит, не ошибся, и моё присутствие желанно. Приоткрыв дверку, я скользнул внутрь.
— А кто же тебе спинку потрёт? — пошутил я.
Вода ударила в лицо, и я тоже закрыл глаза. Притянул Майю, и она прижалась ко мне упругой грудью, обхватив обеими руками.
Слова были ни к чему. Куда выразительнее оказались объятия и поцелуи. Мои руки гуляли по всему её телу, забираясь в самые укромные уголки. Развернул её спиной к себе, целовал шею, от чего Майка сладко стонала, потом поднял её руки себе за голову. Ей пришлось встать на носочки и вытянуться в струнку, а я воспользовался этим, лаская всю её. Мы так и не добрались ни до мыла, ни до шампуня. Снедаемые желанием, мы выбрались из душа, даже не закрыв воду, наскоро обтёрлись и завалились в кровать.
— Давно хотел тебе это сказать… — начал я, отрываясь от поцелуя.
Но Майя прижала палец к моим губам.
— Я знаю, — улыбнулась она.
— Я знаю, что ты знаешь, родная. А я хочу именно сам сказать. Никому никогда не говорил, может, всю жизнь тебя ждал? Я люблю тебя.
Майка прижалась ко мне, обняв за шею, и порывисто вздохнула.
— Спасибо, Лёшенька, — прошептала она, — спасибо! И я, и я тебя люблю!
На последних словах она чуть отстранилась, чтобы встретиться со мной взглядом, и в уголках её глаз я увидел слёзы.
У неё и правда никого до меня не было. Но столько в ней было неистраченной страсти, с таким желанием она отдавалась мне, что самые искушённые в удовольствиях девицы из прошлой жизни меркли, не выдерживая конкуренции. Может, свою роль сыграло и обострившееся обоняние, но мне кажется, дело совсем в другом.
Впервые в жизни я любил.
— Это ведь Энигма, да? — спросила Майя, когда мы лежали, обнявшись, и отдыхали.
— Она самая, — я прислушался. — Слушай, мы, кажется, воду в душе оставили!
— Блин! Ещё не хватало потоп устроить! — Майка подскочила и бросилась в душевую.
И через секунду вывалилась оттуда, держась за живот. Я удивлённо приподнял бровь.
— Тссс! — предупредила она сдавленным голосом. — Ты должен это видеть!
Пришлось вставать, а так не хотелось! Но зрелище того стоило!
Чарли, видимо, решил не смущать нас своим присутствием. Пробрался в душевую кабину, закрыл за собой дверку, и блаженствовал там, под струями воды!
— Как он ещё не сварился? — удивился я. — Мы ж… час, не меньше!
Но оказалось, что продуманный енот сумел отрегулировать температуру. Ему не всегда хватает сил открутить барашек, если его кто-то плотно закрутил, но вот отрегулировать и сил, и мозгов хватило.
Пришлось выгонять паршивца, и даже пожертвовать ему одно полотенце! Всё же шерсти на нём больше, чем на нас с Майей вместе взятых. А взглянув на часы, мы поняли, что стоит поторопиться.
Доехали всё по той же оранжевой линии до Китай-города, а там дотопали пешком. Не стали пересаживаться. И минут за десять до назначенного Иван Иванычем времени уже были на месте. Звонить не стали, мы подошли, подождём, надо будет — сам позвонит.
— Надеюсь, Иван Иваныч обострённым обонянием не обладает, — я загадочно улыбнулся.
Но Майка поняла меня правильно.
— Неужели так заметно? — она прижала ладони к щекам. — Да о чём я, у меня всё лицо пылает, тут и обоняние не потребуется!
— Забей! — посоветовал я.
— Угу, ты уже забил! — она сжала ноги между собой и тихонько застонала. — Никогда не думала, что это настолько приятно!
— Если честно, я тоже, — признался я без всякой задней мысли.
— Ой, не пи… ликай, а? — Майя закатила глаза. — Помню я твои фотографии в телефоне, и ту бабу бесстыжую, которая на пляже голыми сиськами сверкала!
— Никого до тебя не любил, — ответил я серьёзно. — Оказывается, это совсем другое.
— Правда? — Майка приподнялась на цыпочки и чмокнула меня. — Тогда ладно!
Наш разговор прервал звонок.
— Подошли? — раздался в трубке голос Иван Иваныча. — Заходите, жду на проходной.
То ли знал, где мы находимся, то ли не сомневался, что придём вовремя.
Настроение резко, как по щелчку пальцев, сменилось на рабочее. Весь туман влюблённости испарился, голова прояснилась. Я снова был готов ко всему на свете.
С Майей, похоже, произошло то же самое. Если это действие импланта, то, чёрт возьми, мне нравится!
— Идём, Чарли, — позвал я енота, разглядывавшего что-то на клумбе.
— А ведь мы должны были обсудить с тобой стратегию допроса… — вдруг вспомнила Майя.
— Упс! Немного не до того было, — я позволил себе улыбку. — Но у тебя ещё есть время. Секунд тридцать, пока идём.
— Даже если он из твоего мира, — затараторила Майя, — он всё равно может какие-то вещи, известные тебе, не знать, или знать иначе. Или его мир может быть ответвившимся от твоего мира позднее чем наш, этот. Или раньше. Тут не угадаешь.
— Я понял, надо спрашивать по вещам общеизвестным, но по таким деталям, которые не могли измениться, если не изменилось всё остальное.
— Ээээ… — Майя зависла, пытаясь понять мою мысль. — Наверное… блин! Пришли!
Не советовался я с Майей совсем по другой причине. Было у нас достаточно времени, в поезде могли обсудить, например. Да ночь могли не спать, а потом в поезде отоспаться.
Просто я не хотел говорить пока Майе про то, что по оценке нашего тайного то ли союзника, то ли ангела-хранителя, то ли очередного пытающегося нас использовать умника, шпион с вероятностью 87% — липовый. И вопросы поэтому будут направлены не на выяснение, из какого он мира, а на то, чтобы поймать его на вранье, причём так, чтобы Иван Иванович не догадался, что я догадался. Как говорил, кажется, Максим Горький, поймёшь, зачем спрашивают — поймёшь и что ответить.
И тут вывод напрашивается сам собой. Если шпион настоящий, а я это легко пойму, то вопросов к Иван Иванычу у меня нет, и у него ко мне интерес исключительно как к консультанту. Если шпион настоящий, то тогда действительно, понять надо, из моего он мира или не из моего. А что он именно шпион — в таком случае сомневаться не приходится. Ну или очень отчаянный парень, раз нашёл и убил своего двойника.
А вот ежели шпион поддельный, то тут вариант только один — Иван Иванович копает, и копает не столько под меня, я всего лишь наживка. А выманить он хочет того, кто мне через Систему советы даёт. Подозревает, что и я, и этот загадочный доброжелатель — шпионы? А что ещё, в конце концов, может подозревать контрразведчик? Будь он психиатром — подозревал бы шизофрению. Профдеформация!
Я вот тоже, когда за контрабандистами охотились, размышлял о том, какую они прибыль получают, а вовсе не о том, не являются ли они случайно американскими шпионами. А вот Иван Иваныч наверняка на связи с заграницей в первую очередь проверил бы.
Всё это я успел обдумать ещё накануне вечером, перед сном.
